Из документов и материалов Специальной комиссии Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против Президента Российской Федерации, и их рассмотрения Государственной Думой 13—15 мая 1999 года.
По страницам газеты «Правда»
2013-09-22
ХАСБУЛАТОВ Р.И., Председатель Верховного Совета Российской Федерации в 1991—1993 годах:
Удалось собрать (23 сентября. — Ред.) десятый (чрезвычайный) Съезд народных депутатов. Мы немедленно (по-моему, через час) собрали Президиум Верховного Совета Российской Федерации и запустили механизм отрешения от должности Президента. В этом была цель постановления Президиума Верховного Совета.
В ту же ночь сразу после 24.00 мы собрали сессию Верховного Совета и немедленно объявили о созыве десятого Съезда. Мы не ожидали, что сможем собрать Съезд, потому что предпринимались энергичные действия со стороны исполнительных властей для того, чтобы не допустить депутатов в Москву…
Мы были приятно поражены, когда через два дня (даже двух дней не прошло) у нас собрались примерно 760 человек. Необходимый кворум для открытия Съезда был. И несмотря на то, что 15—20 депутатов, в основном подкупленных за правительственные должности, ушли со Съезда, у нас вплоть до 3 октября действовал конституционный десятый (чрезвычайный) Съезд народных депутатов, работавший с соблюдением всех процедурных требований Регламента. С первого дня Съезда число депутатов превышало то количество, которое требовалось для того, чтобы считать Съезд открытым и далее правомочным для принятия любых нормативных актов…
На Съезде были решены вопросы, которые уже принял Верховный Совет. Было принято соответствующее постановление (при пяти или шести воздержавшихся). Съезд зафиксировал факт государственного переворота и отрешил от должности Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина. Депутаты в Москворецком райсовете выполняли функции связных, дублировали наши решения, а также пытались работать с населением, в том числе с воинскими частями. Так что говорить о какой-то агрессии с нашей стороны не приходится. Но не на высоте стоящих перед ними задач по подавлению путча оказались наши военные (я имею в виду и тех, которые находились внутри парламентского дворца).
ИЛЮХИН В.И., депутат Государственной Думы, уполномоченный депутатами палаты, внёсшими предложение о выдвижении обвинения против Президента Российской Федерации:
Когда появилась эта колючая проволока, когда появились милиционеры по периметру Дома Советов, на какой день?
ХАСБУЛАТОВ Р.И.:
Это появилось на пятый день. И проволока, и колючка, эта спираль Бруно. Там, кстати, был случай (почему-то о нём не писали) — двое малолетних ребятишек первыми погибли (не кто-то другой, а двое малолетних ребятишек из детского сада, там же детский сад, запутались в этой спирали Бруно). Вот кто погиб первым. Это тоже символично. А кто за них будет отвечать? Кто их родителям будет давать социальные гарантии?
ИЛЮХИН В.И.:
Я хотел бы вас попросить вернуться к событиям 3 октября: Дом Советов был освобождён, и всё, что его окружало, всё, что блокировало, было сметено. В связи с этим была ли какая-либо необходимость в штурме Дома Советов, когда двери были открыты и со стороны Дома Советов никаких выстрелов не было?
ХАСБУЛАТОВ Р.И.:
Да нет, конечно! Ну я-то полагал, это всё настолько очевидно, поэтому не стал специально уточнять это обстоятельство. Вы правы, никакой необходимости в штурме не было. Тем более что, вопреки нашим первоначальным установкам, тысячи людей, прорвавшихся с Крымского моста, вместо того чтобы пойти к нам и стать стеной вокруг Белого дома, смели все вооружённые посты, путчистов, опрокинули несколько бэтээров в Москву-реку, автобусы с грузовиками и пошли от нас в Останкино. А блокировавшие здание Верховного Совета, испугавшись, всё бросили и бежали. Я выхожу вместе с моими помощниками на улицу, смотрим — уже никого нет: ни сил путчистов, ни защитников Конституции, за исключением небольшой группы нашей поддержки из граждан. Только два или три солдата увидели меня, подбежали и говорят: «Пожалуйста, что надо, какие указания будут — всё выполним». Такая была обстановка в тот период. Власти не было, путчисты были сметены, а и.о. Президента и его министры не сумели овладеть ситуацией.
Мы ожидали в этой обстановке совершенно мирного исхода конфликта. Я сказал Руцкому, Ачалову и Баранникову: давайте выезжайте, вы — в Кремль, вы — по своим министерствам, а законодатели остаются здесь. Выступая на балконе здания Верховного Совета, я призвал всех обеспечить порядок, не допустить «пира победителей», всевозможных расправ.
Мы уже начали думать об этой стороне дела. Никакого смысла штурмовать нас и разрушать прекрасный парламентский дворец не было. Это была акция мести за пережитый путчистами страх…
После получения довольно полной информации о расправе путчистов в Останкино на рассвете 4 октября, когда я с тревогой ожидал, что должна наступить развязка, послышался танковый гуд. Вскоре стали выступать очертания бэтээров, они с ходу открыли огонь из тяжёлых пулемётов. Примерно через два часа можно было увидеть более двух десятков единиц бронетехники, машин, со всех сторон окружающих по периметру наше здание. Стрельба то затихала, то возобновлялась по всем стенам. Затем все мощные стены стали содрогаться от обстрела длинноствольных пушек прямой наводкой…
В моём кабинете стали рушиться стёкла с огромных окон. Могучее здание содрогалось от этих ударов. Я как раз сидел за своим столом, меня пытались куда-то увести, я говорю: нет, это, наверное, по верху стреляют... Потом один снаряд пробил огромное окно...
В здании к этому периоду, к началу расстрела (я этот вопрос тоже выяснял, в том числе и после возвращения из Лефортово), было порядка 4—4,5 тысячи человек. Это приблизительно так: 600 — 700 депутатов (может, чуть меньше), не меньше чем полторы тысячи обслуживающего персонала и приблизительно такое же количество москвичей и других граждан из тех, кто нам помогал. Приблизительно столько людей находилось в это время в здании…
Мне часто приходилось передвигаться в помещение Совета Национальностей. Там у нас концентрировались в период расстрела женщины, депутаты, а также журналисты. Когда огонь по зданию достиг особой интенсивности, намерение путчистов по уничтожению всех находившихся в здании стало очевидным. Я сказал Руцкому, другим генералам: «Те, кто может уйти, пусть побыстрее уходят, пока кольцо окружения не замкнулось». Тогда ушло довольно много людей. Ранее тоже уходили — между первым появлением тяжёлой техники и концентрацией военных грузовиков с солдатами и непосредственным их применением. В эти периоды мы вывели значительную часть людей. И, тем не менее, когда приходилось идти по коридорам нижних этажей, я сам видел несколько трупов. Был один очень тяжёлый, невыносимый момент. Видимо, среди добровольцев находилась женщина, она с белым платком пыталась подойти к разбитому окну и помахать солдатам, чтобы не стреляли, дескать, здесь женщины, дети, не стреляйте. Крупнокалиберный пулемёт буквально разорвал её.
ИЛЮХИН В.И.:
Жертвы внутри здания были, вы видели?
ХАСБУЛАТОВ Р.И.:
Да…
ИЛЮХИН В.И.:
Перед самым штурмом, может быть, был какой-то ультиматум, какое-то предложение Верховному Совету? Не говорили вам: «Мы выдвинули большую технику, мы начнём штурм, если вы не выйдете»?
ХАСБУЛАТОВ Р.И.:
Нет, нет. Никаких предупреждений не было. Я узнавал и в тот период, и потом, позже, после Лефортово, что, может быть, был какой-то сигнал, но мне не передали. Я узнавал и у военных, и у Руцкого. Никакого сообщения о том, что будет штурм, не было.
Офицеры «Альфы» пришли по своей инициативе. Они так и сказали: «Мы пришли по своей инициативе, откровенно говоря, потому что, во-первых, мы не хотим проливать кровь невинных людей, а во-вторых, просто восхищаемся вашим мужеством. Не можем мы вас убивать»…
Уже в первые три дня поддержка из регионов шла интенсивно. Одно дело — телеграмма председателя областного Совета, а другое дело — решение сессии. В первые три дня мы получили 67 таких телеграмм с поддержкой. Из этих 67 приблизительно половина отражала непосредственно позиции руководства областных, краевых Советов, а в половине других речь шла уже о решениях сессии. Приблизительно к 1 — 2 октября практически во всех, кроме Петербурга и ещё какого-то региона... В общем, кроме одного областного Совета и городского в Санкт-Петербурге, везде прошли сессии, и везде были наши позиции поддержаны. В том числе и в большинстве республик. Губернаторы тоже собирались, действовали вместе, и очень многие губернаторы призывали, я это тоже знаю, как-то найти общий язык с законодателями, убеждали Кремль, что таким образом действовать нельзя. Но знаю, что было очень сильное давление со стороны и глав администраций, и руководителей областей, с тем чтобы не допустить такого рода действий. Несколько раз собирались и в Москве, и в Карелии, и в Петербурге, и на Северном Кавказе, и в Новосибирске. Прошли целые группы региональных совещаний с тем, чтобы оказать определённое давление на высшую исполнительную власть. Но, как вы знаете, всё это не имело никакого практического значения. Со стороны администрации в Кремле были запугивания в отношении многих глав регионов…
ИСАКОВ В.Б., Председатель Совета Республики Верховного Совета Российской Федерации, председатель Комитета по конституционному законодательству, член Конституционной комиссии РФ в 1990—1993 годах:
Прежде чем говорить о событиях сентября—октября 1993 года, чрезвычайно важно принять во внимание, что эти события были уже третьей, а может быть, четвёртой попыткой государственного переворота.
Первая попытка имела место в декабре 1992 года в ходе седьмого Съезда народных депутатов. К этому времени уже вовсю шла реформа, обвалился рубль, произошли серьёзные кризисные изменения в экономике. Ельцин уже не имел той поддержки в депутатском корпусе на шестом Съезде, когда Правительство чудом устояло, ему стало ясно, что от этого Съезда, от этого Верховного Совета надо освобождаться…
За рубежом не было секретом, что происходит в стране. И с зарубежными своими коллегами и Президент России, и другие российские чиновники разговаривали на другом языке. Я тоже приведу несколько примеров, потому что там достаточно откровенно обсуждались российские дела.
Вот выдержка из статьи Элейн Сиолина в газете «Интернэшнл гералд трибюн» от 13—14 марта 1993 года: «Официальное лицо заявило, что Соединённые Штаты расценивают консервативный Съезд народных депутатов в качестве антидемократического пережитка, оставшегося от Советского Союза и Конституции 1977 года, как бессмысленный реликт эры Леонида Брежнева. Мы не собираемся говорить ему (Ельцину), каковы инструменты и какие выгоды от продолжения реформ. Мы не собираемся делать это автоматически, спонтанно или механически. Мы не станем рассматривать введение президентского правления и роспуск парламента основанием для разрыва отношений, отмены встречи в верхах или отказа в рассмотрении программ помощи».
Абзац из редакционной статьи «Файнэншнл таймс» от 17 марта 1993 года: «Запад вскоре может сделать выбор между обструкционным парламентом и правительством, нацеленным на введение условий для стабилизации демократии, включая рыночную экономику. Он не может сделать выбор в пользу парламентариев, ядро которых настроено против рынка, против демократии, против Запада. Демократия должна поддерживать даже авторитарных правителей, если альтернативные варианты ещё хуже»…
Ещё один любопытный отрывок, ссылка уже на официальные лица. Статья называется: «Осторожные США поддерживают Ельцина», «Файнэншнл таймс», 16 марта 1993 года. Джарик Мартин, Вашингтон, сообщает о встрече в пятницу между госсекретарем США Кристофером и Андреем Козыревым. Дальше идёт цитата: «Некоторые высокопоставленные чиновники США выдвинули предложение о том, чтобы США формально не выступали бы против, если бы господин Ельцин прибегнул к специальным полномочиям, включая роспуск парламента. Однако они будут проводить линию недопущения применения суровых мер со стороны военных сил. Вероятно, это явилось основным содержанием послания господина Кристофера господину Козыреву в пятницу»…
Параллельно шла жесточайшая информационная война против Съезда народных депутатов. Выражения приобретали всё более крепкий характер. «Разогнать Съезд к чёртовой матери!» — скажем, процитирую такую фразу Президента. Действующая Конституция, на которой он приносил присягу, стала называться не иначе как «штопанной» Конституцией. Хотя большинство поправок в эту Конституцию (в неё действительно было внесено много поправок) было внесено в связи с распадом Союза ССР и с приведением этой Конституции в соответствие с тем, что Россия продолжила существование в качестве правопреемницы Союза ССР и суверенного государства. Тем не менее эта Конституция стала дискредитироваться и называться как «штопанная» Конституция…
Непосредственно перед заявлением Президента 21 сентября на места представителям Президента была отправлена телеграмма, в которой был, в частности, следующий пункт: «Вести работу с депутатами России своего региона с целью срыва возможных попыток собрать Съезд. Одновременно предпринимать возможные меры, препятствующие их сбору, как со ссылкой на указ Президента о прекращении полномочий Съезда, так и организационные меры (недопущение использования депутатских полномочий в приобретении билетов и другое)»…
Наконец, последний документ, связанный как бы с общей концепцией, о котором, я думаю, вам будет интересно знать.
«Его Превосходительству Президенту Российской Федерации господину Ельцину Борису Николаевичу.
Уважаемый господин Президент! Правительство Чеченской Республики одобряет ваши действия по подавлению коммунистическо-фашистского мятежа в Москве, имевшего своей целью захватить власть в России и потопить в крови демократию, возродить в стране исторически изжившую себя систему. Реакции, пытающейся взять реванш, нанесён серьёзный удар, однако не исключены возможности новых вылазок. Поэтому желаем Вам и вашим сторонникам решительности и стойкости в закреплении достигнутого успеха, последовательности в осуществлении курса демократических реформ.Президент Чеченской Республики Джохар Дудаев. Город Грозный, 7 октября 1993 года». Вот письмо Дудаева Ельцину по этому вопросу…
22-го числа был созван Верховный Совет, который принял постановление. Наиболее важную часть я прочитаю: «В соответствии со статьёй 1216 Конституции Российской Федерации — полномочия Президента Российской Федерации Ельцина Б.Н. прекращаются с 20 часов 00 минут 21 сентября 1993 года». На сессии Верховного Совета этот вопрос докладывал я.
На следующий день обслуживание депутатов автотранспортом было прекращено, постепенно была отключена телефонная связь. Сначала звонки в Москву проходили только извне, а потом связь была полностью прекращена, отключены АТС, то есть Верховный Совет оказался в информационной изоляции.
ИЛЮХИН В.И.:
Перед началом этого штурма последовали ли какие-либо предложения, какой-либо ультиматум депутатам, лицам, которые находились в Доме Советов?
ИСАКОВ В.Б.:
Обстрел Дома Советов начался с утра, без предупреждения. Насколько я знаю из мемуарной литературы, обсуждался вариант штурма ночью, но побоялись, что перестреляют сами же своих. Поэтому штурм начался рано утром. Начался он без предупреждения, без каких-либо переговоров. Причём, что меня особенно поразило... Я в момент начала штурма находился в кабинете первого заместителя Председателя Верховного Совета Воронина. Это пятый этаж, правое крыло. И первые выстрелы были направлены по гербу, укреплённому на фронтоне здания Дома Советов. Это массивный кованый Герб Российской Федерации, и я не понял, почему от него полетели вдруг искры. Потом услышал выстрелы и понял, что обстрел из бронетранспортёров, крупнокалиберных пулемётов ведётся по Гербу Российской Федерации. У меня сразу возникла мысль, что за люди приехали. Я понял, что это не регулярные, не дисциплинированные воинские части, а какие-то полубандитские формирования, которые начинают штурм с обстрела Герба России. Ну а затем уже штурм как бы развернулся в полную силу — по баррикадам, которые были, по окнам. Начался штурм первого этажа.
Количество жертв, я полагаю, было значительным, потому что рядом с Домом Советов было помещение (там, где была приёмная Верховного Совета), оно было заполнено защитниками Дома Советов, там было оборудовано что-то типа общежития для людей, которые пришли его защищать. Я думаю, что там около трёхсот—пятисот человек находилось, и потом среди выходящих я не видел этих людей, тех, кто защищал Дом Советов.
По оценке Руцкого, по данным, которые он передавал представителям средств массовой информации, представителям посольств, которые смогли с ними связаться там, на пятом этаже, он называл цифру около пятисот человек…
Оцепление Дома Советов было осуществлено сразу после объявления указа № 1400. Но это было лёгкое оцепление, просто милиционеры предупреждали, что не желательно туда проходить: знаете, мол, об указе? Я сам практически безвылазно находился в Доме Советов, но знаю, что такое лёгкое оцепление существовало.
26-го числа была передана информация, что будет предпринят штурм. Депутатам раздали противогазы, и мы видели с верхних этажей Дома Советов, что действительно вокруг здания концентрируется техника: подъезжают тяжёлые грузовики и высаживаются подразделения. Видя, что здание полностью освещено (тогда ещё свет не был отключен), что депутаты готовы к отпору, штурм 26-го числа не предприняли. Но была установлена практически полная, глухая блокада…
Основной обстрел пришёлся на 13-й этаж, на котором находился штаб Ачалова и на котором находились парламентская библиотека и парламентский архив. Я думаю, что это не случайно: именно на этом этаже начался пожар, и все документы выгорели. Я не исключаю, что одной из целей обстрела было уничтожение всяких документальных свидетельств, связанных с деятельностью и Верховного Совета, и тех, кто его штурмовал. Вероятно, там была какая-то серьёзная, компрометирующая их документация, потому что этот пожар долго не тушили — до такой степени, что там начали плавиться перекрытия и сгибаться балки. Видимо, что-то надо было уничтожить на этих этажах, что-то подлежало уничтожению. Я не исключаю, что там и часть трупов защитников была сожжена и таким образом была уничтожена. Потому что там были люди, там были защитники, которые с верхних этажей просто не подпускали близко к зданию тех, кто пытался его штурмовать…
СОРОКИН В.А., генерал-майор, заместитель командующего Воздушно-десантными войсками по воздушно-десантной подготовке:
3 октября. Около 12 часов поступил срочный вызов: прибыть в управление. Я быстро собрался, транспорта не было, сосед меня на машине подвёз. Прибыл я в управление командующего. Там уже находилась колонна 119-го полка на «уралах», численностью 422 человека. Командующим войсками передо мной была поставлена задача выдвинуться к Генштабу, так как в это время шли бесчинства в районе Генштаба — здания на Арбатской площади. Задача — прибыть и взять под охрану Генштаб. Выдвинулся с колонной, обошёл один раз вокруг Генштаба, было спокойно, тихо, безлюдно. Я завёл колонну перед старым зданием Генштаба на площадь, поставил и пошёл докладывать министру обороны. Доложил ему, что прибыл. В это время там, внутри здания, уже находилась часть нашего 218-го батальона спецназа. Стали прибывать другие командиры, руководство Министерства обороны. Мы были собраны в кабинете у министра обороны — одни военные. И министр обороны на наше обсуждение поставил вопрос о том, что вокруг здания Верховного Совета нужно наводить порядок. Я заявил министру обороны: «А как же вы на весь мир сказали о том, что армия вне политики, нас неправильно поймут, и вообще нам там делать нечего». Меня поддержали остальные генералы. И мы убедили министра обороны в том, что армии делать там нечего.
Он приказал, чтобы до девяти часов утра никто никуда не двигался, никаких задач. Приказал по кабинетам нас развести и остаться всем отдыхать до девяти часов утра. Где-то в районе трёх часов ночи мы были подняты по тревоге и приглашены к министру. Прибыли в кабинет, там уже находились Черномырдин, мэр города Лужков, Филатов, бывший глава Администрации Президента, руководство ФСК (тогда во главе с генералом Галушко), ну и ещё некоторые гражданские, и министр внутренних дел Ерин.
Первым выступал Ерин и стал требовать, чтобы армия пошла на Белый дом. У него было такое нервное выступление, по министру было видно, что он в таком состоянии... Дальше заактивничал товарищ Черномырдин и потребовал в категорической форме, чтобы части и подразделения, которые имеются, пошли на штурм, причём немедленно. Министр обороны сказал: я не буду никакие устные команды выполнять, пишите письменное распоряжение. Филатов подтвердил, что таковое уже готово, вот сейчас будет. И от нас потребовали, чтобы мы тут же, ночью, туда выдвигались и принялись за разблокирование Белого дома. Я потребовал дождаться светлого времени. В темноте, как кот в мешке, выбрасывать солдат неприемлемо. С этим согласились. Около семи часов утра я выдвинулся. Батальон спецназа оставил для охраны Генштаба, и с колонной 119-го полка прибыл на Калининский проспект, со стороны гостиницы «Арбат». В это время там уже шла интенсивная беспорядочная стрельба. Командиру полка я поставил задачу: как можно быстрее выдвинуться к Белому дому, встать у подъездов, оружие применять только в ответ, первыми оружия не применять.
Когда ставилась задача, схема была такая, что всё блокируется, защитникам Белого дома предъявляется ультиматум о том, чтобы покинули здание. Если ультиматум не будет выполнен, тогда будут применяться танки. Танки были у командира Таманской дивизии. Он мой однокашник. Я к нему подошёл и говорю: «Ты будешь стрелять из танков?» Он говорит: «Виктор Андреевич, у меня снарядов нет». Это его слова. Я говорю: «Смотри». Мы продвигались со стороны гостиницы «Мир», мимо здания СЭВ. И где-то около 8 часов подразделения выдвинулись к стенам Белого дома. Я доложил наверх о том, что весь состав выдвинулся, находится у подъездов, чтобы хоть как-то предупредить... Я понимал так, что люди стоят у стен дома, значит, орудия применяться не будут.
Во время выдвижения подразделения в полку погибли пять человек и 18 были ранены. Расстреливали сзади. Я сам лично это наблюдал. Стрельба велась со здания американского посольства, с крыши, с колокольни у гостиницы «Мир». Все погибшие и раненые были расстреляны сзади. Кто стрелял, я не знаю, хотя предположения есть.
Около 10 часов пошли выдвигать первый ультиматум. Я сканировал частоты, на которых выдвигались требования, и слышал голоса тех, кто там находился, кто имел радиостанции. И где-то около 10 часов я со своей ячейкой управления начал выдвижение к стенам Белого дома. Я достиг места, где сейчас шахтёры сидят, в районе Горбатого моста. В это время прозвучал первый выстрел из танка. Это было начало одиннадцатого.
Я развернулся и пошёл обратно, вышел к своей радиостанции. После обеда люди полка мой приказ выполнили. Я приказал категорически в здание не входить, никаких действий там не предпринимать. Задача: выйти, встать у подъездов. После обеда прибыл полк из Тулы, который (уже сумерки начались) вышел тоже к Белому дому. Какие другие там были части, подразделения, я сейчас не могу утверждать, кто там был. Я поставил задачу командиру полка собрать полк, вывести ко мне, доложил командующему, что я полк увожу, что надо разобраться с убитыми, ранеными, с оружием. Он утвердил моё решение. Я собрал полк, проверил людей, уточнил потери и выдвинул его обратно, на Матросскую тишину, в управление, где людей разместили в спортзале. Я занялся поисками оружия (потому что шесть автоматов неизвестно где были, потом мы их отыскали) и выяснением, где люди, где убитые, где раненые, куда их отвезли. Находился в управлении до утра. Днём полку была поставлена задача вернуться на зимние квартиры в город Наро-Фоминск, полк убыл. Вот коротко сама ситуация…
ИЛЮХИН В.И.:
Кроме тех солдат, которых вы потеряли, из вашего подразделения, из вашего полка, ещё трупы, жертвы вы видели около Дома Советов? Где, сколько, в каком месте?
СОРОКИН В.А.:
Да, видел, только как вот считать трупы... В районе, куда я выдвигался, в сторону, где Горбатый мост, где сейчас шахтёры, я видел несколько трупов гражданских.
ИЛЮХИН В.И.:
Ваша колонна на проспекте Калинина (сегодня Новый Арбат) встретила какое-либо сопротивление?
СОРОКИН В.А.:
Нет, никакого сопротивления не было. Когда прошли гостиницу «Мир», здание СЭВ штурмовали, там была милиция. Мы прошли, и когда стали люди выдвигаться, перебегать через эту улицу, началась прицельная стрельба по нам уже. Вот точки, которые я наблюдал: с крыши американского посольства, здание, которое там, с тыла, наблюдал стрельбу с колокольни, которая стоит у гостиницы «Мир», там, сзади немножко.
КУЛИКОВ А.Д., член Специальной комиссии Государственной Думы РФ по оценке соблюдения процедурных правил и фактического обоснования обвинения, выдвинутого против Президента РФ:
Как вы думаете, кто мог министру обороны и Генеральному штабу отдать распоряжение о приведении в движение подразделений и соединений для штурма Белого дома? Кто по рангу своему — премьер-министр, Президент или ещё какое-либо должностное лицо?
Вы сказали, что видели трупы людей в гражданском. Видели ли вы оружие возле этих трупов? Можно ли говорить, что те, кто погиб на улицах (то, что вы видели), имели при себе оружие, из числа гражданских лиц?
СОРОКИН В.А.:
Отвечаю: на применение войск министру обороны может отдать приказ только Президент. Это исключая случаи, если на нашу территорию произошло внезапное нападение, тогда команду на применение войск может дать командующий войсками округа с обязательным докладом наверх. Поэтому тут толкований никаких не может быть — только от Президента поступила эта команда.
У гражданских, у тех нескольких человек, трупы которых мне приходилось видеть, оружия я не видел. При них оружия я не видел.
РОГОЗИН Д.О.; член Специальной комиссии Государственной Думы РФ по оценке соблюдения процедурных правил и фактического обоснования обвинения, выдвинутого против Президента РФ:
Вы сейчас говорили о том, что огонь вёлся как бы с тыловой стороны, то есть убивали в спину, стреляли в спину. Вы это поняли уже после боя или это было очевидно ещё во время боя? И почему, несмотря на то, что вы дали приказ отвечать на огонь, эти огневые точки на крыше американского посольства и на колокольне не были вами подавлены? И какие у вас есть предположения — кто это мог быть?
СОРОКИН В.А.:
Я запретил стрелять в сторону американского посольства. Люди волнами выдвигались: группа перебегает, вторая группа отстреливается назад, прикрывает её выдвижение. По посольству стрелять я категорически запретил, чтобы не вызывать никаких лишних вопросов.
ЗАХАРОВ Г.И., капитан первого ранга, в 1993 году — заместитель начальника Службы безопасности Президента по боевой подготовке:
В ночь событий я был рядом с оперативным дежурным, дублировал его, он сам не справлялся — было обилие информации. Не скажу точно по секундам или даже по минутам, но около 12 часов ночи Коржаков вызвал меня и сказал: «Президент принял решение очистить Белый дом силовым вариантом. Сейчас он лёг отдыхать. Где-то в 3 ночи он поедет к Грачёву. Твоя задача: поезжай к Грачёву, предупреди на предмет того, чтобы он был готов доложить Президенту о состоянии его сил».
Около часа — половины второго я был у Грачёва, его разбудили, он вышел (у него вторая комната есть). Я ему сказал: «К тебе часика через два приедет Президент, будь готов доложить о состоянии своих сил». Спросил у него: «Карта Москвы хотя бы, большой план Москвы есть?» Он говорит: «Под рукой нет». — «Ну собери своих офицеров, пусть обстановку хоть какую-то изобразят на картах, ту, что ты знаешь». Дал некоторые советы на предмет того, как что слушает Президент и как ему нужно докладывать, исходя из особенностей нашего Президента.
С этим я уехал опять в Кремль. И вместе с Президентом в составе его охраны я прибыл опять в Министерство обороны. Я находился за дверью. Ни к каким докладам готов не был. Выходит Александр Васильевич Коржаков и говорит: «Президент принял окончательное решение применить Вооружённые Силы. У нас с тобой был разговор о том, каким образом действовать в Белом доме с наименьшими потерями. Сможешь влёт доложить то, что рассказывал мне?» Я сказал, что смогу.
Вошёл и вижу: сидят Президент, генералы во главе с Грачёвым, Виктор Степанович Черномырдин, ещё кто-то. Полутёмный кабинет. Президент спрашивает: «Вы готовы доложить предложение, каким образом решить задачу по Белому дому?» Я сказал, что готов, и доложил три варианта, как меня учили в своё время в Вооружённых Силах. Первые два варианта были заведомо неприемлемы, потому что влекли за собой большие человеческие потери, как мы говорили, — большую кровь. Третий вариант был принят. Он состоял в том, что необходимо использовать силовые структуры «Альфа» и «Вымпел» (в то время «Вымпел» ещё был цел). А чтобы не было кровопролития и не было крупномасштабных боевых действий, необходимо сделать несколько выстрелов по верхним этажам, лучше всего с танков. Это позволит деморализовать защищающих Белый дом. Дальнейшие события пошли по этому сценарию, он подтвердился, всё так и произошло.
И второе предложение было: чтобы «Альфа» и «Вымпел» не понесли потерь до того, как они войдут в Белый дом, использовать бронированную технику, которая должна доставить эти подразделения непосредственно к подъездам по периметру Белого дома. Этот план был одобрен, принят и в дальнейшем реализован. Единственное, что по времени всё произошло не так, как планировалось. Всё это должно было произойти утром, а танки Павел Сергеевич Грачёв нашёл только к обеду.
Я вошёл в Белый дом ещё до того, как туда вошла «Альфа», проскочил по этажам. И нашёл подтверждение тому, что с военной точки зрения это было правильным решением.
Ещё один эпизод. Перед тем как Президент возвратился в Кремль, он дал приказание: подразделения «Альфа» и «Вымпел» в полном составе доставить в Кремль. Они были собраны в Большом Кремлёвском дворце. Президент собрал командиров: начиная от командиров этих подразделений и до командиров отделений включительно, всего порядка 30 человек. Я при этом присутствовал, опять в составе охраны Президента. Он сказал почти дословно следующее: «Я принял решение очистить Белый дом силовым методом, и вам отводится основная роль в этом плане». Дальше он изложил тот вариант, который обсуждался у министра обороны: «Павел Сергеевич вам предоставит бронированную технику, которая вас доставит непосредственно к подъездам Белого дома. Танки произведут психологическую атаку. Ваша задача: войти в Белый дом».
Первичное отделение КПРФ Московской области Щёлковского района МКР "Заречный"-2